Пострадавшая от Точки-У в центре Донецка рассказала о трагедии и почему спустя год не может получить компенсацию

Спустя год после чудовищной трагедии корреспондент «Блокнот Донецк» встретился с девушкой, которой чудом удалось выжить во время обстрела центра Донецка 14 марта 2022 года. Наталья Тимошевская рассказала о том, что ей пришлось пережить, и почему не может добиться положенных ей выплат от государства.

14 марта 2022 года. Понедельник. Дончане спешат на работу, кто-то ждет очереди в банке, чтобы заплатить за коммунальные услуги, другие едут в общественном транспорте – город шумит и живет. В 11 часов 30 минут центр Донецка содрогнулся от взрыва. По данным Минобороны РФ, с территории подконтрольной Украине была выпущена тактическая ракета «Точка-У» по жилым кварталам Донецка. Ее удалось перехватить силам ПВО, но произошел подрыв кассетной боевой части. В результате варварской атаки погибло 22 человека, более 30 – получили ранения.

В тот кровавый понедельник дончанка Наталья Тимошевская как раз оказалась в эпицентре обстрела и чудом выжила. В эксклюзивном интервью корреспонденту «Блокнот Донецк» девушка рассказала, что пережила и как восстанавливалась после тяжелого ранения. Теперь Наталья столкнулась с новым вызовом – она не может получить единовременную компенсацию за полученное тяжелое ранение. 

«Это мой дом – я никуда отсюда не могу уехать» 

- Я дончанка, я родилась тут, и родители мои тут родились, мы дончане коренные. Когда началась война, этот тупик, некуда ехать – я нигде не вижу себя, свой новый дом я нигде не вижу. Были, конечно, моменты, я несколько раз выезжала, но я возвращаюсь. Я понимаю, что это мой дом – я никуда отсюда не могу уехать.

Все мы здесь совершаем героический поступок. Но люди, которые каждый день выходят на работу, которые каждый день едут – это дорогого стоит. Мы живем сейчас все благодаря тому, что мы герои здесь.

«У меня было неприятное предчувствие» 

- Моя мама покойная мне снилась каждую ночь перед ранением, она меня просила уехать из родного дома и я понимала, что это из Донецка. Кума, которая живет в Питере, безумно сильно просила меня приехать к ним. Я даже уже собрала чемоданы - перед этим была эвакуация (18 февраля 2022 года началась эвакуация жителей ДНР в Россию – ред.). Внутри все переворачивалось, я понимала, что что-то не так. Что, наверное, надо на время уехать. Но у меня были дела, у меня здесь бабушка, тетя, дочь, которая не хотела уезжать. И, собственно, ты не можешь взять один и уехать. Дочь тоже оставалась, у нее молодой человек... Мы все в завязке, все как цепочка родных, и все родные не могут так взять, развернуться и уехать.

У меня было неприятное предчувствие. Но, опять-таки, за столько лет войны (о вооруженном конфликте ВСУ на территории ДНР с 2014 года, - прим. ред.) ты привык уже к тому, что у тебя внутри живет животный страх и ты с ним смирился. 

«Плитка, такая непобитая осколками – надо же, и в этот момент…» 

- Это было для меня обычное утро, я старалась его никак не изменять, хотя утром я проснулась, я понимала, что я не хочу ехать. У меня были запланированы 2 встречи, и я понимала, что я не хочу, но я их не отменила и поехала по делам. Я хотела с утра выпить кофе на бульваре Пушкина, собственно, я там всегда пила кофе. И я как раз с улицы Университетской шла.

Знаете, шум города заглушает. Особенно, когда ты в своих делах, мыслях. Потом уже я стала осознавать, что какой-то свист был. Но тогда – опять-таки ехал и троллейбус, и когда ты в своих мыслях, когда вокруг жизнь города, ты не можешь среагировать на этот свист, если конкретно сейчас не ждал его. Поэтому среагировать было невозможно, я так считаю.

Центр Донецка после обстрела, 14 марта 2022 года, фото Алексей Кулемзин

И когда это случилось, я буквально прошла светофор. Прохожу Университетскую, и, буквально, перешагнув дальше на Театральную... Помню, опустила глаза на асфальт и думаю: «Плитка, такая непобитая осколками – надо же!», и в этот момент начинают лететь осколки по этой плитке... Я не чувствовала боли, просто понимала, что в меня что-то входит инородное. В ногу, обе руки, спину, попу… Меня всю мелкими осколками побило. Многих я даже не почувствовала сначала. Я абсолютно спокойная была – это шоковое состояние.

Фрагмент сбитой ракеты, 14 марта 2022 года, фото Алексей Кулемзин

Я даже сразу не упала, потому что была возле машины. Но это все секунды: я думаю, что сейчас упаду возле машины, в машину попадает, я сгораю заживо. Головой я как-то вижу, что там, на Университетской, уже горит машина, потом я узнала, что в ней люди сгорели заживо. Поэтому я не упала, а осознанно легла. И вот я лежу, и понимаю, что сейчас вроде бы ничего не летит. Но понимаю, что сейчас может быть еще (прилет, - прим.ред.), и начинаю пытаться встать. Но рука не отвечает - она просто висит.

 Центр Донецка после обстрела, 14 марта 2022 года, фото Алексей Кулемзин

«Я не намерена умирать!»

- Так как я была в пуховике, еще было не понятно, что с моей рукой – она просто не отвечала на команды. Одной рукой – левой, которая еще хоть как-то отвечала, потому что туда вошел небольшой осколок и только мышцы повредил, я не знаю каким чудом - с помощью силы воли, я заставила взять правую руку и подняться. В тот момент я поняла, что не буду умирать, что сейчас я сделаю все, для того, чтобы... Я просто не намерена умирать. Это было абсолютно спокойное, четкое понимание. У меня не было паники, не было истерики. Мне надо заставить себя встать, найти убежище. Я встала, и пошла прятаться во дворы, потому что то, что происходило на Университетской… Туда лучше было не смотреть.

Двор, где искала убежище Наталья, март 2023 год

К сожалению, все подъезды были закрыты. Плечами и носом я пыталась звонить в домофоны, куда-то дозвониться получалось. Одну дверь не открыли, вторую дверь не открыли… Я пыталась стучать в окна на первом этаже - видела там мелькали какие-то тени, но я в крови и мне не открыли. У меня темнело в глазах, я понимала, что борюсь с состоянием обморочным, и боролась всеми силами. Думала, что мне надо найти убежище, позвать на помощь, потому что я не могла взять телефон. 

«Не понятно кто мертвый, а кто живой»

- В какой-то момент открылся подвал и вышли дворники. Женщина увидела меня, я сказала ей, что мне нужна помощь, я ранена. Она увидела мою руку и провела в подвал, она сняла с себя платок, перевязала мне руку, дала попить. Они пытались вызвать скорую и не дозвонились. И там я не помню, сколько находилась, пока не пришел сотрудник МЧС. Я услышала голос: «Раненые есть?». «Да, есть!».

Он спросил меня, могу ли я идти. А я на таком адреналине – все могла. Я бы еще кому-то помогала, если бы не две руки в осколках. В том шоковом состоянии, организм выдает такую силу, о который ты вообще не подозреваешь. Мы вышли на Университетскую, там уже было много скорых, лежали люди, вот тогда я уже слышала звуки, крики. Они лежали, и я не понимала, кто из них мертвый, а кто живой. Мы подходим к скорой помощи, я вижу, как там лежат люди, которые совсем в плохом состоянии. Не известно, живые они или нет. Врач, женщина, говорит: «Ты можешь идти?» Я говорю: «Да». И тогда сотрудник МЧС предложил мне, чтобы не занимать машину скорой помощи, поехать на легковой в больницу.

Медики и спасатели оказывают помощь раненым в Донецке, 14 марта 2022 года, скриншот из видео Алексея Кулемзина

Скорые нужны были людям, которые вот вообще лежали, а я понимаю, что могу ходить, у меня вообще такое было состояние – со мной все в порядке, у меня не было осознания, что у меня действительно что-то серьезное. Со мной все в порядке.

«Я не кричала, но постоянно текли слезы» 

- Уже в машине, когда мы подъехали к санпропускнику, видимо мозг понял, что помощь скоро, и боль пришла. Я сознание уже реально теряла и не могла себя нести. Уже и в ногах начала чувствовать осколки, которых не чувствовала до этого.  Боль пришла во все тело сразу, и я буквально вся обмякла. Меня переложили на носилки и отвезли в коридор. В этом коридоре было очень много людей, он весь был заставлен носилками, на которых мы лежали и ждали своей очереди. Все – пострадавшие с Университетской и бульвара Пушкина.

В тот момент я старалась сосредоточиться на себе, чтобы не кричать. Почему-то для меня это было важно, не кричать, не мешать работать медперсоналу. Но у меня все время текли слезы, их я остановить вообще не могла. Я не кричала, но у меня текли слезы. Рядом люди стонали, кричали. Боль была сильная, я сосредоточилась на внутреннем состоянии, старалась контролировать боль, терпеть ее, пока мне не помогут. Врачи носились между нами, медперсонал старался помочь. Кто-то подбежал и сразу наложил мне шину.

- Умер! Куда его? - отчетливо помню диалог медперсонала.

- Кто умер? - все тогда были в шоковом состоянии, включая медиков. Они все друг у друга переспрашивали.

 - Парень, вот умер. Куда его? – а в ответ тишина. И я понимаю, что он просто лежит со мной, он не дождался помощи. 

Дончане несут цветы к месту гибели земляков от смертельного заряда «Точки-У», март 2022 год, фото Денис Пушилин

«Виола, я ранена»

Затем пошли врачи по этой нашей очереди из каталок, и кто-то из них командовал, куда кого определять и кому еще можно спасти конечности, а кому уже нет – ампутация. Я слышала все эти разговоры и молилась. Это был зацикленный во мне такой момент, чтобы у меня осталась рука. Ко мне подошли и тот же вопрос прозвучал: «Спасать руку?». Я закрыла глаза и просто ждала, что скажет... Собственно, мне сказали, что везти в какое-то отделение на операцию.

И только когда меня повезли в отделение и готовили операционную, я поняла, что надо сказать дочери, что со мной происходит. Потому что сейчас будет наркоз, и когда я выйду из состояния – неизвестно. Я стала просить телефон, медсестра дала мне его. Я боялась сказать дочери, хотела написать сообщение, но физически не могла этого сделать. И к уху я поднести телефон не могла - мешал осколок. И я включив как-то на громкую, позвонила дочери. Она взяла трубку.

«Виола, я ранена, со мной все в порядке, приезжать не надо», - очень быстро сказала я одну разу. Даже не знаю, почему сказала ей не приезжать. Мы потом 2 месяца не могли видеться, так как я лежала в гнойно-костном отделении – оно закрытого типа.

В тот день никто не знал, что я в городе. Никто не знал, что со мной может что-то случиться. Дочь взрослая, отдельно живет, ей как раз 16 марта 21 год тогда исполнялся, а 14 марта это все происходило. 

Рука Натальи после операции, фото предоставила Наталья

 «Я осталась инвалидом, у меня нет запчасти» 

- После операции я хотела знать, что с рукой. Меня не щадили, сказали сразу, жестко: «Ты потеряла сустав». Меня собирали по кусочкам. Хотя первая операция, мне по факту удаляли пуховик. Он был внутри руки и внутри тела. И удаляли осколки. Эта операция – по удалению пуховика и осколков, длилась несколько часов, и была самая долгая.

А уже после операции у меня было такое состояние… Я ни с кем не общалась. Не хотела ни с кем разговаривать. Просто молча несколько дней в стену смотрела. Я пыталась принять, что произошло. Я была на краю пропасти. Такого осознания себя: либо ты живешь дальше, принимаешь это, либо ты падаешь. Я была на этом краю. Потому что я была фотографом до ранения, и моя правая рука – это моя основная рука.

Рука Натальи после операций, фото предоставила Наталья

- Все плохо, я как бы осталась инвалидом, у меня нет запчасти в теле, - сказала я дочери – единственному человеку, с кем тогда общалась.

- Мама, успокоилась. Взяла себя в руки. Мы поставим протез, - абсолютно спокойным голосом, уверенным, жестким сказала она мне.

- Какой протез? Виола, это такие деньги...

- Самый лучший мы поставим протез. Неважно, не думай о деньгах. Ты самая крутая, ты будешь и с протезом крутая. Ты справишься, - и я ее слушаю, и от этого края отодвигаться начинаю. 

Стоп, справлюсь. Да, я крутая, с протезом буду как новенькая. Через две недели мне уже ставили аппарат Илизарова. Если первая операция, это был общий наркоз - я уснула, и это было облегчение. То аппарат Илизарова ставился не под общим наркозом. Я все слышала, контролировала, что происходит, как сверлят кости. Я слышала, как хирург постоянно ругался, он был очень напряжен, он постоянно говорил: «Куриные косточки, куриные косточки, они очень маленькие». Как они сверлили и ругались, чтобы, не дай Бог, больше там не просверлить.

«Помогать другим - это меня и подняло с постели» 

- Так как я лежала в отделении закрытого типа, к нам не могли приходить родные и помогать. Медперсонала недостаточно, отделение было полностью заполненное и на отделение две медсестры, одна санитарка. Они не могли оказать нам помощь, такую как родные могли оказать, поэтому мы были предоставлены сами себе вот в этом плане – воды подать, еды подать, утку подать. И когда все в палате лежачие, а у тебя есть ноги, ты можешь встать. Вот это меня и заставило встать, потому что надо помочь. И когда ты нужен, ты оставляешь все свое. И когда начали поступать девчонки с Волновахи, Мариуполя, это был такой шок, я не знаю, как это передать...

Наталья проходит лечение в больнице, весна 2022 года, фото предоставила Наталья

«И тут пальцы сомкнулись – это было счастье»

- В больнице я заново училась писать. Левая рука ранена, правую я почти не контролирую. Пальцы не отвечали на команды мозга. Не было такого, чтобы я могла сразу сказать, что рука будет работать. И никто мне не мог сказать, что пальцы будут работать. То есть мне, когда поставили аппарат Илизарова, сказали, что срастят руку, и шевелиться она больше не будет.

Помню, как сижу в этом аппарате, а на второй руке волосинка, которую я никак не могла снять. Я ее пыталась сдувать, она меня бесила, снять не получалось. И в какой-то момент я сидела и пальцы сомкнулись – это такая радость, что у меня заработали пальцы! У меня есть рука! Я постоянно что-то делала, разминала ее, и пальцы заработали, это была такая победа в моей жизни. А потом уже, когда в военный госпиталь в Санкт-Петербурге отправляла свои снимки, они сказали, что донецкие врачи сделали реально невозможное.

Рентген руки, фото предоставила Наталья

Но о протезе сейчас уже не думаю. Он спасает ситуацию. Но сейчас у меня есть маленькое движение, хотя говорили, что его никогда не будет. Если мы поставим протез, все вернется. Но, понимаете, у меня были такие знаки… После того, как я получила ранение я к знакам отношусь серьезно. И после очень мне встречались мирные люди, которым удаляли протез, потому что у них рак. А если протез поставить, а потому удалить – я лишаюсь руки.

«Тяжело, когда ты находишься в обществе полноценных людей» 

- Я не представляла, как  могу даже тот же самый борщ с кастрюли себе налить, ничего не представляла. Но ты как-то приспосабливаешься, потому что самое страшное было в больнице, когда ты лишился полностью руки, на тебя надели какую-то железяку ты лежишь прибитый и думаешь, что я ничего не могу. Эта мысль она убивает, ее допускать нельзя.

Наталья проходит лечение в больнице, фото предоставила Наталья

Надо было привыкнуть к тому, что на меня всегда смотрят, аппарат он огромный был. Это уже лето, это уже тепло, его видно везде, надо было перебороть этот момент, что где бы ты не находился, люди будут на тебя смотреть, нужно было принять этот момент.

Я боролась с собой. Потому что я понимала, что если я сейчас засижусь дома, то это все, меня уже ничто не поднимет. Мне надо привыкнуть к обществу, надо привыкнуть к обстрелам, ко всему, жизнь она продолжается.  И что мне нужно привыкнуть к своему состоянию, что я могу, что не могу – я через силу заставляла себя.

Буквально через несколько недель после выписки – уже в мае, вместе с дочерью я поехала на место, где меня ранило, потому что этот страх надо было перебороть. Но я начала там задыхаться, хорошо, что дочь была рядом. Мне казалось, что я держу себя в руках, но конкретно на том месте я начала задыхаться.

«Скажите, что надо сделать, чтобы получить выплаты, и я это сделаю?»

- Вскоре после ранения мне позвонили с Минтруда и сказали, что я могу собрать документы и сдать их. Я тогда удивилась, что они сами звонят, и сказала, что пока в больнице лежу. Они ответили, что это не к спеху, документы можно подать после выписки. Также в больнице ко мне приходили с прокуратуры, допрашивали – с прокуратуры ДНР, и с прокуратуры России. Они завели уголовное дело по поводу пострадавших мирных жителей от агрессии.

Когда я вышла из больницы, сразу начала собирать документы. Я подала на судмедэкспертизу, паспорт, взяла справку с травматологии. Надо было пойти на Университетскую, 91 это все сдать. Документы проверили, и сказали, что все хорошо. Через время я перезвонила, мне сказали, что беспокоиться не нужно, все хорошо.

Я подала документы в мае 2022 года. И через пару месяцев начала иногда прозванивать – точно ли все в порядке у меня с документами. Мне говорили: «Да, все в порядке». Я объясняю, что нет выплат, нет денег. Они говорят: «Ожидайте». И вот когда я уже снимала аппарат, перед Новым годом, я уже написала в администрацию Дениса Пушилина письмо и в администрацию города Донецка – мэру.

Ответ от Администрации города Донецка, документ предоставила Наталья

От администрации Донецка был просто ответ, что я имею право на выплаты и обращайтесь в Министерство соцзащиты. Если вас что-то не устраивает, обращайтесь в суд. А от администрации Пушилина пришел ответ, что у меня все в порядке с документами, в соцзащите они есть, но по ответу получается, что человек, следователь, который меня допрашивал, уже не работает. Мои документы с прокуратуры передал другой следователь, а почему-то он не имел право передавать мои документы.

 

Ответ от Администрации Дениса Пушилина, документы предоставила Наталья

То есть получается, что мои документы как бы все есть, все передано, но мне не дали выплаты, потому что следователь, который меня допрашивал, уже не работает. На этом фоне я сделала еще одно заявление в прокуратуру, чтобы еще раз завели дело, чтобы у меня было еще одно дело, чтобы подать еще раз документы. Тупик на самом деле какой-то. В прокуратуре мне ничего на руки не дали, потому что сказали, что они не находят мои документы, и нужно заново подавайте заявление, чтобы меня вызвали на допрос. Я написала заявление, чтобы меня вновь вызвали на допрос.

Хотелось бы какой-то официальный ответ получить, что если мои документы утеряны – соберите заново пакет документов и я их заново соберу и подам. Либо какие мои действия должны быть? Хотелось бы просто услышать, что надо сделать, чтобы получить выплаты - и я это сделаю. 

«Я задыхаюсь»

Уже после того, как мы записали интервью с Натальей, с осторожностью решили ее спросить, готова ли она вновь побывать на месте трагедии. Девушка соглашается, но говорит, что пытается обходить эти улицы стороной. В центре Донецка – немноголюдно. Забитые фанерой магазины, окна домов, а также посеченные оскалами фасады зданий и плитка до сих пор напоминают о том, какой ужас пришлось пережить дончанам 14 марта 2022 года.

«Я задыхаюсь. Сердце выпрыгивает, хотя я здесь проходила, я старалась здесь быть», – говорит Наталья, когда показывает место, где она получила тяжелое ранение.

Идем во двор, куда бежала прятаться от обстрела Наталья, – подъезд дома с подвалом, откуда эвакуировали девушку, оказывается открытым. Спускаемся в укрытие, на встречу выходит женщина, ее зовут Любовь Алексеевна, она сотрудница коммунального предприятия. Говорит, помнит, как 14 марта 2022 года ее коллеги оказывали помощь Наталье.

На фото  Любовь Алексеевна

«Я как раз половину 12-го вышла посмотреть – пришла пенсия или нет. И вы как раз на встречу. День страшный был. Это Капа вас перевязывала и с вами была», – вспоминает Любовь Алексеевна.

Наталья поблагодарила женщину за оказанную помощь и попросила ее беречь себя. Сейчас девушка любит и ценит жизнь, как никогда раньше. Она много работала с психологами, стала считать себя настоящим бойцом. 

Она ни на кого не обижается и благодарна всем, кто помог и продолжает помогать на этом сложном пути восстановления. Даже из-за того, что до сих пор не получила выплат, Наталья ни на кого не держит зла, а просто просит помочь ей разобраться в ситуации. Ведь на выплаченные средства можно будет продолжать долгий путь реабилитации.

«Будем жить, если мы живы, значит это для чего-то нужно», – резюмировала Наталья. 

Екатерина Золотарева

Съемка, монтаж: Николай Пралин

Новости на Блoкнoт-Донецк